Настоящая любовь (16+)
Анютка девка была справная, пока не померла. Высокая, статная, полноватая слегонца для теперешней моды, но в нужных местах. Она и после смерти ухитрилась остаться целехонькой. Не то что некоторые – без рук, ног или органов там каких важных. Мёртвым эти органы не особо-то и нужны, но с ними как-то приятнее и привычнее. И среди прочей неживой братии почёт и уважение, раз сумел себя сохранить.
Анютка вот сумела, хоть и не сама. Жених её аккуратно потравил, не попортил красоты. Хотел с мёртвой тушкой поглумиться, живые-то его не сильно привлекали, но не успел. Анютка глаза открыла, красные и светящиеся, да улыбнулась ласково. А в пасти у неё зубы в три ряда не помещались уже.
Женишок в угол забился, завертелся как припадочный, заорал благим матом, что убивают его мракобесы. А чего орать, если сам место выбрал укромное и тихое. Тут ори не ори – никто не прибежит. Загрызла его Анютка. Она, может, и не хотела, уж сильно по хахалю своему убивалась потом. Но мертвяки, зомби по популярному, после второго рождения, сиречь смерти, всех грызут поначалу.
Дальше... а что дальше. В селе Симачи Навья волость вплотную к миру живых примыкает. Успеешь перейти за грань до рассвета – живи себе спокойно нечистью-нежитью или чем там тебя посмертие одарило. Не успеешь – сгоришь от дневного света, охотникам попадёшься, с ума сойдёшь окончательно или тело гниющее потеряешь по пути. Мир нормальный, человеческий, монстров не любит, отторгает. Анютке и тут повезло: успела до грани добрести, даже не загрызла больше по дороге никого. Жених-то в теле был, хватило червячка заморить.
Случай Анютки для Симачей сильной редкостью не был – близость Навьей волости сказывалась. В село, где темномагический фон и так повышенный был, то и дело прилетали выбросы с той стороны, после чего мутировали и живые, и недавно мёртвые, а поголовье Масичей – так звали оборотное село – пополнялось.
Жили, уже не совсем жили, но обитали, так скажем, масичане в своём селе вполне себе привольно, не жаловались. Солнечный свет сюда не добирался, полный мрак сменялся романтичными сумерками, но большей части местных это только в радость было. Как и немногочисленные живые, которые с завидной регулярностью просачивались через грань и служили нечисти и обедом, и развлечением. А так, что ещё в Масичах делать? Отдыхать, разве что, на природе.
– Замуж хочу, Танюш, – раздалось из-под соседней ивы. Там «загорала» Анютка, подперев голову рукой и смотря на речку с мрачным видом, словно та ей что-то нехорошее сделала.
Танюша, расчесывающая длинные волосы-водоросли деревянным гребнем, промолчала сперва. У неё этих замужев было каждую неделю не по одному, чай, купальный сезон до осени длился. Но то у русалки, а у мертвячки в этом плане глухо, как на кладбище, где ей и место самое.
– Зачем тебе замуж, Анют? – спросила Танюша, зевнув, и снова взялась за гребень.
– Хочу... – упрямо проныла Анюта.
В прошлую вылазку из Нави в мир живых Анютка, вместо того чтобы тихо-мирно загрызть какого-нибудь бомжа, пробралась к себе домой и выкрала свадебное платье. Масичане подивились слегка, но к Анютке с распросами не полезли – мало ли у кого какие фетиши и дела незаконченные. Только вот похоже, что платьем Анюткина душа не успокоилась.
– А за кого хоть хочешь? – осторожно поинтересовалась Танюша.
Ответом ей послужило клацанье зубастой челюсти, которое после смерти заменяло Анютке сосредоточенное сопение. Танюша про себя начала уже варианты перебирать. За Толика-упыря что ли, первого парня на селе? Упырь ходил в длинном плаще и требовал, чтобы его называли благородным вампиром. Никто Толика не слушал, конечно. Упырь и упырь. Или за оборотня Гаврюшу? Ну и что, что заросший и псиной воняет, нежити не страшно, зато сам живой и теплый. И на мертвячину покушаться не будет в полнолуние, выпустишь себе – и пусть гуляет.
– За Костика! – выпалила наконец Анютка.
Тут у Танюши гребень из рук и выпал. Костиком-то погрызенного жениха звали.
– Так он же того. В смысле, совсем того.
Анютка скрежетнула зубами особенно грустно:
– Люблю я его. Мне никто другой не нужен.
Танюша наклонилась, отобрала гребень у ползучей муравы и призадумалась. Не понимала она такой любви. Её вот ухажёр снасильничал да в речку выкинул, придушив, чтобы замолчала навсегда. Навсегда не вышло, но у русалки до сих пор на шее красовалось "ожерелье" в виде следов от рук. Танюша переживать и не думала, заманила летней ночкой в речку, поглумилась да и оставила гнить на дне. А чтоб замуж...
– Может, тебе из наших кто по вкусу или живой какой нравится? Так мы Гаврюшу попросим, покусает за милую душу. А что с Костиком твоим делать – и Яга, наверное, не подскажет.
Закрыла Танюша болтливый рот, но было поздно. Глаза Анютки загорелись алым огнём любопытства.
Жила Яга, то есть Ядвига Владимировна, в самой большой избе на отшибе и вот уже сто лет являлась самоназначенной главой Масичей.
– И зачем пришли ко мне, девицы-красавицы? – спросила сухонькая старушка, помешивая варево в здоровенном котелке, стоящем на огне.
– Замуж хочу, – буркнула Анютка.
– Замуж – это хорошо, – одобрила старая ведьма, варево в котелке согласно булькнуло, выпустив на поверхность бурой жижи россыпь крупных пузырей.
– Ядвига Владимировна, – поспешила вмешаться Танюша, – так она за мёртвого хочет. Совсем мёртвого, который в Симачах лежит.
– За совсем мёртвого – плохо, – протянула Ядвига, – только живой-мёртвый – всё относительно. Давно лежит?
– Так пару недель уже, – прикинула Танюша.
Анютка согласно кивнула, с оголтелой надеждой пуча глаза на ведьму.
– Свеженький, значит, – улыбнулась Ядвига беззубым ртом. – Несите его в Масичи, несите. Такая невеста, неужто не встанет? – и старуха закаркала хриплым смехом. Пузыри на поверхности котла зашевелились, начали подниматься в воздух и лопаться, окутывая избу зелёным дымом и дурным смрадом.
Даже Танюшу проняло – закашлялась, а Анютке хоть бы хны, сидела радостная в болотном мареве, глаза алым сверкали, зубы острые счастливую улыбку обрамляли. На месте несостоявшегося жениха Танюша и правда бы восстала при виде такой невесты. Чтобы убежать как можно дальше.
– Не пойду! – заявил оборотень и почесал за ухом здоровой волосатой пятернёй. – Полнолуние близко.
– Так мы прямо сейчас, успеем, – заискивающе улыбнулась Танюша и пнула в бок Анютку, подключайся давай.
– Помоги, – послушно заныла Анютка и добавила: – Пожалуйста. Замуж хочу.
– Всё хотят, – гаркнул Гаврюша и засмеялся-залаял: – Если сейчас, то можно.
Кладбище на ночь запирали, и Танюша, подсаженная на забор крепкой уверенной рукой, похвалила себя за выбор спутника. Проще, чем одной. Второй раз хвалить пришлось, когда они вдвоём едва затянули на забор Анютку. Мертвячка хоть и схуднула со сменой статуса, но тяжёлой на подъём от этого быть не перестала, едва доставили невестушку к женишку. А яма, оставшаяся у забора после её приземления, и в темноте заметна была.
Зато копала Анюта активнее всех, земля так и летела во все стороны. Гаврюша то и дело порывался отбросить в сторону лопату и рыть руками-лапами. Танюша, пристроившись с краюшку, делала вид, что участвует, но больше командовала, чтобы копатели не увлекались.
– Крепкий, – оценил Гаврюша, постучав по крышке свежеоткопанного гроба, – на совесть замуровали.
– Так его же в закрытом хоронили наверняка. – фыркнула Танюша. – И зачем он, Анют, тебе такой сдался?
– Я лицо не ела, – обиженно загудела Анютка, поглаживая крышку гроба, – он красивый был. Жалко.
– Главное, чтоб ещё чего важного не отъела у женишка, – хохотнул Гаврюша и, согнав невесту, стал примериваться к гробу, пробуя закинуть его на плечо.
Танюша про себя с Гаврюшей не согласилась: для мертвяка, с которым предстояло провести вечность, целое лицо в перечне важного стояло куда выше прочих органов.
Гроб, и правда, сделали на совесть. Вышибленные им ворота кладбища остались грустно висеть, смотря на нарушителей покосившимися створками.
Рассвет налётчики-добытчики встретили уже на холме в Масичах. Бледный шар едва виднелся на горизонте через слой вечного тумана, окружающего Навью волость.
– На всех свадьбах невесту воруют, а мы жениха, – вздохнул Гаврюша, откинувшись на гроб. С близостью утра силы оборотня слабели, и последние полчаса он держался с трудом, поскуливая и ворча на надоедливых девок, что припахали его к работе. – Скоро он там? Я его обратно не понесу.
– Яга сказала рассвета ждать, – пожала плечами Танюша и посмотрела на смутное небо, где за туманом солнечный шар вовсю знаменовал начало нового дня.
Сидела Танюша рядом с жарким Гаврюшей, прижимаясь к нему прохладным русалочьим телом, но оборотень не возражал, дышал глубоко, да смотрел, как она расчесывает спутавшиеся в пути волосы.
– Пошли, может? Не выгорело похоже. Пусть лежит себе.
– Не оставлю, – завыла с гроба безутешная невеста. – Костенька, на кого ж ты меня покинул?
Гаврюша с русалкой переглянулись и тихонько поднялись. Они успели сделать только несколько шагов, когда в гробу сначала тихонько поскреблись, а потом принялись разламывать стенки изнутри.
– Он у меня всегда запаздывал, – зубасто улыбнулась торжествующая Анютка.
Танюша подавила желание перекреститься.
На свадьбу явились все Масичи. Редкое событие как-никак. Жениха, отливающего благородной синюшностью, наспех собрали из того, что осталось. Костик – после погрызательств Анютки – изрядно отощал и в старом костюме деда Ефима смотрелся на диво хорошо. Лицо, и правда, уцелело, а рваную рану на шее прикрыли кокетливым шарфиком.
Ядвига Владимировна, как главная, вела церемонию и наказывала новобрачным не ругаться, не ссориться из-за еды, почитать старших и не попадаться охотникам за нечистью.
Брачующиеся кивали и жадно смотрели друг на друга багровыми глазами.
– Настоящая любовь, – мечтательно протянула Танюша.
– Он же её убил, – прогавкал Гаврюша и почесал лопатку.
– А она его, – парировала Танюша и взяла оборотня под руку. Что мохнатому пропадать, да и сезон купальный кончается.
Невеста с рычанием впилась в губы жениха.
– Счастья молодым! – нестройно скандировала собравшаяся толпа.
